Глава 3. История отношений древних Персии и Руси

Казалось бы, древние Русь и Иран, – что может быть между ними общего? Однако, по мнению многих исследователей, великие поэты Востока Фирдоуси, Низами, Навои часто пишут про русских так, будто они уже были тогда, когда никаких русских, казалось бы, ещё и не было на земле, и будто они были там, где их, вроде бы, никак не должно было быть.

Так, «При Ираклии царе ходила Русь на Хосрова, царя персидского» (Из Степенной книги XVI века о событиях VII века); «…славянский народ озлоблял оружием чуть ли не все народы во Вселенной, разорил Персиду, владел Азиею» (Мавро Орбини, автор XVII века).

В русской истории у современного человека недоумение и жалость вызывает образ сына Ивана Грозного, царя Фёдора Иоанновича, блаженного и недалёкого человека, перепоручившего свою державную власть Борису Годунову. Однако в конце XVI века в переписке с правителями Персии титул царя Фёдора звучит очень даже гордо и грозно. Иранские правители обращаются к нему, как к владыке мира, превзошедшему славою легендарных иранских царей Джамшида и Феридуна. Помимо этого, среди памятников дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией известны персидские грамоты «к государю царю Фёдору Иоанновичу и к боярину Годунову от шаха Аббаса и от гилянского Фергат хана». Как написано на самих грамотах – в переводах «с кизылбашского языка», а не с фарси, и не с арабского. Посланник шаха в России называл свой Иран Кизылбашским государством. Сегодня об Иране, как о Кизылбашском государстве, не упоминается. Ответная грамота от Бориса Фёдоровича к Фергат-хану гилянскому была написана татарским письмом (исследователи предполагают, что это ещё одно название «кизылбашского языка»).

В грамоте от 1595 н.э. от шаха Аббаса царь Фёдор Иоаннович именуется «всегда победительство имеющим, подобно Феридуну, мужественным, как Баграм, справедливым, как Кей Хосров, защищением подобным Газан Фару, милостью подобным Нуширвану, мыслию и красотой подобным звезде Муштери, разумом, подобным звезде Марриху, добродетелью сияющим яко солнце, множеством войска, подобным Дарию, одолением Олександру, государством, подобным Джему, вельможством и счастьем подобным Хосреву Джему, славою яко солнце сияющим, движением, подобным звёздному хождению, и во всяких одеждах светлообразным и государьским детем власть подающим, … яко солнце всех просвещающим, всего света счастье обретшим, лунный свет имеющим и яко небо прекраснейшим, великоименитым государем храбрым, всего света повелителем и повелением своим многим место подавателем, всего света великим государем, всегда в счастье на своём престоле милостиво пребывающим… светообразным, пространным домом, аки небо, милостиво милосердие подающим, величайшим величеством великим государем и победителем, нахождением своим врагов поправшим, великим и самодержавным … светейшим Фёдором Иоанновичем, великим князем , Белым царём»,… «на отчене престоле милостиво седиши».

Шаха Аббаса, в своей грамоте Фергат-хан именует «великим Кыянским государем на Иранском престоле преседящим» По современной же традиционной трактовке иранской истории Кыянские государи или Кейаниды – среди которых и Кей Кавус, и Кей Хосров, – это легендарная династия царей, которая если и существовала, то не менее, чем за две тысячи лет до царствования шаха Аббаса и царя Фёдора Иоанновича, задолго до «исторической» династии Ахеменидов.

Итак, в иранских грамотах царь Фёдор называется государем всех людей христианской веры и царём Давыдова закона, государем над всеми немецкими странами, в общем «всего света величайшим величеством и великим государем, и победителем». Сам себя иранский шах именует поскромнее, всего лишь «волею бога, великим государем Иранским и Тиранским, Шаховым величеством Персицких и Ширванских земель и иных…». Это происходит в 1595-1597 годах, когда шах призывает русского царя пойти вместе против «турского салтана».

В грамоте Годунова, писаной в царствующем граде Москве иранский шах называется братом русского царя, «приимшим власть древних персицких государей, яко рог инрога, многих мусульманских родов повелителем, много войска строителем, в великих государях высочайшим, доброобычным и справедливым, храбрым и непобедимым, … гамаюну подражателем, иже толкуемым царь царей, честнейшим и счастливым, высочайшим и словнейшим государем Персицкие и Ширванские земли, начальником Иранским и Тиранским, Шаховым величеством»…

Авторы грамот, написанных от имени иранских правителей в Москву, смело сравнивают московского царя Фёдора с героями древнеиранского эпоса Феридуном, Джамшидом, Кей Хосровом, Кей Кавусом, Дарием и Александром, со звёздами Муштери (Юпитер) и Маррих (Марс), с сасанидскими царями Бахрамом и Нуширваном. Легко со всей очевидностью сделать вывод, что тот, кому были адресованы эти грамоты, то есть русский царь, в XVI столетии хорошо знал эти имена, и уважительно относился к перечисленным героям. А также понимал, о каких звёздах идёт речь.

Всё это, согласитесь, вызывает немало вопросов. И прежде всего:

Все перечисляемые в Ирано-Российской переписке цари, исторические и легендарные, были героями произведений великих поэтов средневекового Востока: Фирдоуси, Низами, Джами, Навои и многих других, живших в XI–XV веках. Это – века, в которые происходило становление древнерусского государства. Не удивительно, что в древнерусских летописях очень часто встречаются восточные мотивы, что в Иране и на Руси имеются сходные сюжеты и образы в архитектуре, в предметах быта и прикладного народного творчества, что в восточной средневековой поэзии упоминаются русские. Удивительно, что русские соседствуют в поэзии Востока с античными персонажами, такими, как Александр Македонский.

Между тем, по современным представлениям, средневековая восточная, иранская и арабская, поэзия стала популярной в Европе – и в России тоже – лишь на рубеже XIX–XX веков. Понятно, что культура – это не только мифы, легенды и поэмы. О прошлом говорят и археологические памятники – обрывки каменной летописи минувших столетий. Оказывается, величественные археологические памятники древней и средневековой культуры Ирана сделались доступными для исследования только со второй половины XIX века. Ещё позже, в ХХ веке археологами были найдены поразившие мир библиотеки на глиняных табличках в Богазкее, курганные захоронения Пазырыка на Алтае, произведения согдийского изобразительного искусства, по праву причисленные к шедеврам мирового значения и существенно изменившие традиционный взгляд на древнюю историю Востока.

Если же говорить не о популярности, а о знакомстве Европы с культурой Востока, его наукой и искусством, то оно начиналось в эпоху Возрождения через арабскую Кордову и Византию. Собственно, с этого началось само «возрождение» Европы. В Риме и в Париже переводили на латынь и другие языки восточные научные трактаты и поэтические эпопеи, и не только с византийского греческого, но, большей частью, с арабского языка. В Новое время Европа стала самодостаточной и забыла своих учителей. Позднее европейцы пришли в Азию, как завоеватели.

Вот откуда их снисходительное отношение к культуре народов Востока.

Однако в Средние века было всё наоборот. Не только Византия, но и средневековые иранцы создали яркую и зрелую культуру, влияние которой простиралось далеко за пределы Азии. Ещё дальше от Европы лежали сказочные Индия и Китай. Восточной окраиной Европы была Московия, которая была тогда и Скифией, и Тартарией, и, в конце концов, стала Россией. Где и с кем были тогда границы Московии на востоке, можно только предполагать. Скорее всего, границ, как таковых, между восточными землями России и северо-западными землями Ирана попросту не было. Было взаимное проникновение культур и языков, которое подтверждается широким распространением по Уралу, Алтаю, Сибири, казалось бы, исконных символов древнеиранского звериного стиля: львов, орлов, разнообразных фантастических животных. Иранские Симурги и русские Семарглы – близкие символы иранской и русской культур, были героями. Птица Симург – иранская птица счастья, царская птица, жар-птица, – один из главных символов восточной культуры. Древнерусский бог Семаргл, входивший в языческий пантеон киевского князя Владимира, – крылатый огненный бог, птица-собака. Название ещё одного символа иранской поэзии – майдана – городской площади, ристалища и поля боя – на слуху и сегодня.

Традиционная история относит возникновение «древнеиранского звериного стиля» к IV–II тысячелетиям до н.э. Позже, во времена Ахеменидов, то есть в VI–IV веках до н.э., культ фантастических животных получил широкое распространение в Иране. Одновременно эти образы переняли скифы Причерноморья и народы Средней Азии. Позднее они проникли и в Малую Азию, и в античную Европу, однако были забыты после крушения античной цивилизации. А в Средние века эти образы иранской культуры ни с того, ни с сего обрели новую жизнь, и не только в Иране и на Руси, но и в Западной Европе. Древневосточные грифоны, единороги, кентавры, стреляющие из лука, говорят историки, возродились, получили новые толкования. Волшебные фигуры восточного изобразительного фольклора добрались до стен русских храмов на Суздальщине. Многие украшения знаменитых соборов ставили в тупик князей русской церкви. Восточные чудища, изображённые рядом с христианскими святыми, христианскому толкованию не поддавались никак.

По всей Европе, и во Франции, и на Руси, рамки средневековой культуры были гораздо шире тех, что предусматриваются официальными учениями церкви и науки истории. Они вмещали и остатки языческого прошлого местных племён, и подражания художественной культуре арабо-персидского и византийского Востока X–XIII веков, и ростки еретического свободомыслия, тоже отчасти питаемые идейными течениями восточной мысли.

Запад изучал Аристотеля в арабском переложении, прилежно внимая гению Аверроэса, то есть Ибн-Рушда, который был признанным комментатором произведений Аристотеля, «хотя и не знал греческого языка, и путал Пифагора с Протагором». Великие поэты Востока жили в одну историческую эпоху с Ибн-Рушдом. Их творчество – это не только поэзия. Это и история, и, в значительной степени, религия народов Азии. И в этой культуре большое место занимают связи Востока с Русью.

Войска византийского императора Ираклия вторгались в сасанидский Иран в начале VII столетия, за три века до образования древнерусского государства. Эти походы неизвестны древнерусским летописцам, но о них знал Низами Гянджеви в конце XII века, и в его творчестве, как и в книгах других восточных поэтов, есть немало упоминаний о русах – славянах.

Восточные сказания о Рустаме, сыне Заля, которого Омар Хайям называл Залезаром, преобразились на Руси в русские сказания. Среди них история о богатыре Еруслане Лазаревиче, которая стала прообразом пушкинской поэмы «Руслан и Людмила». И ещё более разительное сходство эта поэма Пушкина имеет с «Повестью о Раме» из «Махабхараты»: колдун похищает жену героя, герой отыскивает колдуна, сражается с ним, побеждает его и возвращает жену.

И опять загадка: в средневековой переписке между царём Фёдором Иоанновичем и иранским шахом Аббасом диссонансом звучит упоминаемое шахом Аббасом сравнение русского царя со «справедливым» Афрасиябом, туранским царём, который в поэме Фирдоуси выступает главным врагом иранских царей и героев. В переписке между властителями Ирана и Руси упоминаются иранские цари Джамшид, Феридун, Кей Хосров, Кей Кавус, Бахрам, Ануширван, Дарий и Александр. И все они также упомянуты в поэме «Шахнаме», в которой описана история Ирана от первого человека на земле и до завоевания Ирана арабами.

Кто такие Дарий и Александр понятно. А кто такой Джамшид? Это некто вроде иранского Ноя. Он создал идеальное государство, научил людей ремёслам, но возгордился и за это был свергнут змеем-Заххаком, который царствовал потом тысячу лет, издеваясь над людьми, и, в конце концов, был тоже свергнут Феридуном, который царствовал 500 лет и затем разделил весь мир на три царства: Рум, Иран и Туран. Кей-Хосров и Кей-Кавус – это легендарные цари Ирана из династии Кеев – кейаниды. А вот Ануширван и Бахрам считаются не мифическими, а историческими царями из династии Сасанидов, которая правила в Иране в III–VII веках н.э. Обычно под именем Бахрама, описанного у Фирдоуси, Низами, Навои, понимают шаха Бахрама Пятого или Бахрам-Гура. С его именем связано упоминание о русских в довольно неожиданном аспекте.

В поэме Низами «Семь красавиц» рассказывается, как однажды в юности Бахраму приснился сон, что он попал в сказочный дворец, в котором живут семь красавиц, и он возмечтал о том, что все они станут его возлюбленными. Когда Бахрам стал шахиншахом, царём царей Азии, он осуществил свою мечту. Для его невест построили семь дворцов. Каждый дворец был определённого цвета и посвящён одной звезде. В каждом дворце он поселил красавицу и посещал каждую в определённый день недели. Этими красавицами были дочери государей подвластных ему стран, а именно: из Кеева дворца (Иран), от хакана Чина (Китай), римского кесаря (Рум), магрибского султана, индийского раджи, Хорезмшаха и от русского царя (царя саклабов). Итак, мы видим, что среди них была русская царевна. Это в шестом веке!

Какой из рассмотрения этих аналитических исследований можно сделать вывод? История взаимоотношений Персии и Руси явно не соответствует нашим принятым представлениям как о средневековой. Очевидно, что эта история восходит в древние - античные времена.

«И послал я послов из пустыни Кедемоф к Сигону, царю Есевонскому, с словами мирными, чтобы сказать: позволь пройти мне землею твоею; я пойду дорогою, не сойду ни направо, ни налево; пищу продавай мне за серебро, и я буду есть, и воду для питья давай мне за серебро, и я буду пить, только ногами моими пройду – так, как сделали сыны Исава, живущие на Сеире, и Моавитяне, живущие в Аре, доколе не перейду чрез Иордан в землю, которую Господь, Бог наш, дает нам.

Но Сигон, царь Есевонский, не согласился позволить пройти нам через свою землю, потому что Господь, Бог твой, ожесточил дух его и сердце его сделал упорным, чтобы предать его в руку твою, как это видно ныне.

И сказал мне Господь: вот, Я начинаю предавать тебе Сигона [царя Есевонского, Аморреянина], и землю его; начинай овладевать землею его. И Сигон [царь Есевонский] со всем народом своим выступил против нас в сражение к Яаце; и предал его Господь, Бог наш, [в руки наши,] и мы поразили его и сынов его и весь народ его, и взяли в то время все города его, и предали заклятию все города, мужчин и женщин и детей, не оставили никого в живых; только взяли мы себе в добычу скот их и захваченное во взятых нами городах. От Ароера, который на берегу Арнона, и от города, который на долине, до [горы] Галаада не было города, который был бы непреступен для нас: все предал Господь, Бог наш, [в руки наши]. Только к земле Аммонитян ты не подходил, ни к местам, [лежащим] близ потока Иавока, ни к городам, [которые] на горе, ни ко всему, к чему не повелел [нам] Господь, Бог наш». (Втор. 2:26-37).